Глава 1. ПРОБЛЕМА ИРОНИИ

Настало время, когда в каждой известной тебе вещи твое безумие должно научиться различать изнанку, время перевернуть в глубинах твоего существа бесцветный и грустный образ мира.

Ж.Батай

ПРОБЛЕМА ИРОНИИ

Общий смысл иронии. Под иронией (от греч. είρωνεία, букв. – притворство) в общем значении понимается насмешка, обман, притворство или поругание. В отличие от простого обмана ирония предстает видением как бы в двойной экспозиции, когда утверждение и снимающее его отрицание выражаются явно. Как притворство ирония двусмысленна, она является поруганием под видом похвалы и хулой под видом лести: blame-by-praise и praise-by-blame.1 Сущность иронии эстетическая – это такой способ выражения противоположного, где логический парадокс сочетается с эмоционально-ценностным отношением.2 Эстетический диапазон иронии достаточно широк, он складывается из отношения к объекту и самочувствия субъекта.3 Субъективно ирония тяготеет к комическому или трагическому и может быть шутливой или печальной, фарсово-водевильной или горестно-абсурдной. Будучи пристрастным отношением к миру, ирония меняется от апатии до агрессивности и бунта, меняя тональность от веселой, добродушной шутки до сатиры или сарказма.

Социальный смысл иронии в том, что она (в отличие от сатиры) является не только средством борьбы против косного в жизни, но и способом духовного саморазвития личности4. Субъективно ирония - признак развитого самосознания, объективно - показатель ограниченности тех исторических сил, которые, действуя по принципу противоположности, возвращаются к прошлому, не осознавая перспективной тенденции.

В современной философской литературе попытки построить общую теорию иронии представлены самыми разнообразными позициями и подходами. Анализ иронии, как правило, опирается на античное понимание и интерпретируется в русле методологических установок автора. Обращение к истокам - это апелляция к иронии Сократа и Софокла. “Я уверен,- пишет Седжевик,- что сократовская ирония содержит зачатки всех новейших типов иронии, которые так тревожат литературу последнего столетия”5. Cовременные исследователи находят по крайней мере четыре смысловых оттенка иронии Сократа6:

- во-первых, постоянное использование таких риторических фигур, как “осмеяние, чтобы восхвалять” и “восхваление, чтобы осмеивать”. Этот вид диалога описан у Аристотеля, Теофраста, Аристона в образах персонажей как взаимосвязь двух моментов. Eiron - насмешливо-предусмотрительная лесть, когда, предвидя последующий результат, скрытый от собеседника, иронизирующий принижает себя. Это внешнее оглупление мысли выражается в современной форме как

- naїvety, т.е. притворная наивность и наигранное простодушие. Alazon -претенциозное хвастовство на почве самонадеянной неосведомленности, которое приводит к плачевному результату.

- Во-вторых, мнимое неведение Сократа стало у него диалектическим методом, майевтикой - техникой поиска истины в диалоге путем отвлечения разума от ложных суждений. В философском споре Сократ под маской сочувственного одобрения или мнимого порицания вводил разум собеседника в апорию и уличал его в глупости. Этот логический аспект обычно называют сократовской иронией.

- В-третьих, своеобразный сократовский образ жизни, его постоянное самоумаление и насмешливая симпатия к людям, идеям, событиям. Современное проявление этого аспекта называют ироническим образом действия или иронической манерой.

- В-четвертых, отмечают сократовский гений соединения совершенно разных элементов в гармоническую мысль, т.е. мудрость или иронию отстранения, дающую духовную свободу по отношению к устоявшимся мнениям или необходимости хода вещей.

Если ирония Сократа носит по преимуществу субъективный характер, то ирония Софокла, напротив, является обнаружением объективного хода вещей, противоречащего установлениям личности. В современном виде этот тип описывается как ирония судьбы, событий, как драматическая или трагическая. Эдип Софокла не ведает, что творит, ход вещей оказывается обратен по отношению к действиям героя, что и составляет суть трагической иронии. Когда всевластная античная Судьба или ренессансная Фортуна скрыто противоречат индивидуальным намерениям, тогда возникает драматическая коллизия. Аристотель, правда, несколько смещает акцент в описании софокловской иронии: природно-космическая неизбежность заменена властью капризного случая, а потому не по необходимости, но в силу трагической ошибки человек получает результат, противоположный ожидаемому.

Сократовская и софокловская иронии как основопологающие типы определяются соответственно как вертикальная и горизонтальная, инструментальная и ситуационная. Первая показывает возвышение субъекта над миром, а вторая представляет его жертвой обстоятельств. Сократовская ирония диалектична, поскольку не может принять никакой догматики или окончательных суждений. Софокловская ирония метафизична, ибо возникает, когда конфликт личности с миром мыслится как неразрешимый – это ирония судьбы, рока, мира, ситуации, обстоятельств.

Однако если в миросозерцании общества идея судьбы замещается идеей фортуны, на место закона космоса приходит представление об игре случайности в жизни, то софокловская ирония оказывается неуместной. Появление таких аспектов как ощущение комедии жизни в Новое время, обыгрывание ценностей в романтизме или карнавализация в ситуации постмодерна отнюдь не объясняются классическими, рациональными типами иронии.

Существует ирония, вплетенная в саму жизнь, связанная с карнавалами и шутовством. В своих истоках она не столь отчетливо выражена как индивидуально-интеллектуальные типы, ибо спонтанна, эмоциональна и характеризует массовое самосознание. Ирония сопровождает празднично-карнавальную стихию и вплетенное в нее шутовство.7 Шут играет всерьез, ибо насмехается над людскими пороками, разоблачает явную ложь и лицемерие, заставляя народ задуматься над житейским злом. Шут – коллективный теневой образ, принимающий на себя низкие черты людей (К.Юнг). Народ в состоянии праздничного подъема, наоборот, легкомысленно воспринимает социальные требования, моральные запреты, религиозный фанатизм. В карнавальных формах «мира наизнанку» постоянно смешиваются ирония и сатира, гротескный реализм и пародия, фамильярный смех и грубый юмор. Ирония создает ясное самосознание и радость. Такая ирония присутствует как дух беспорядка в народно-мифологическом космосе, как травестия духовного в материально-телесный план в народной культуре средневековья и ренессанса, как обыгрывание ценностей в романтическом универсуме, как карнавализация в ситуации постмодерна.

В своих истоках носитель карнавальной иронии – шут, плут, паяц, авантюрист, лицедей. Вневременным прообразом подобных персонажей выступает Трикстер.8 Это не культурный герой, не волшебник и не бог, который стремится править людьми. Плутовская мифология не имеет ни преобразующих, ни магических, ни дидактических целей (Кереньи), она стремится к развлечению и разоблачению лжи. Трикстер – «хитрец», «тот-в-чьем-существовании-сомневаются», «первородный» – забавный и добродушный персонаж, который был создан Творцом для того, чтобы уничтожить злых духов, досаждающих человеку и научить людей легкой и счастливой жизни. В противоположность герою он совершает святотатственные действия, смеется над человеческой глупостью и пороками общества, его мысли зачастую абсурдны, его действия противоречат устоявшемуся ходу вещей, его требования нелепы, у него нет никаких понятий о добре и зле, а половая и физиологическая жизнь подобна фантасмагории.9 Трикстер подшучивает над миром, но и сам является жертвой осмеяния, ибо люди превращают его в глупца и издеваются над ним. Этот похотливый, прожорливый, хитрый и глупый дух плоти несет в себе дионисийский экстаз, разрушая границы привычного положения вещей. Он символ творящего начала и дух беспорядка в совершенном бытии мифа.

Когда мифологически целостная картина мира меняется на религиозную с ее оппозицией земного и небесного, тогда в противовес официальной церковной культуре возникает праздничная народная, в которой важное место занимает шут. Шут пародийно дублирует героя, умаляет различные моменты серьезного церемониала, низводит всякое высокое в материально телесный низ. Его веселый, ликующий и насмешливый смех, площадная брань являются теми вольностями, которые позволяют людям временно пережить освобождение от существующего строя, иерархических отношений, преодолеть привилегии, нормы и запреты.10 Шутовская правда – свобода от корысти и недостойного поведения.11 Шутовство присуще празднично-карнавальной жизни, которую не созерцают, но в которой живут. Ироническое здесь та же необузданная свобода, но порожденная не только шутом, но и стихией празднества. Все дальнейшие вариации иронической игры (от понимания комедии жизни до языковых игр культуры), пронизывающей саму жизнь, могут быть охарактеризованы как карнавализация.

Карнавализация – дух беспорядка в культуре, игра ради изменения смысла и перемены жизненных сценариев. Ее протагонист – шут – провокатор ситуации, в его насмешках, театральности, в показном характере действий и площадной брани обнаруживаются со всей очевидностью ложные ценности, ставится под сомнение извечный порядок вещей в обществе.12 Она порождает эйфорию и жажду беспрерывного изменения, не позволяя остановится на каком-либо устойчивом значении, факте, случае. Это существенная черта радикальной иронии – динамичной, открытой и неустойчивой, которая творится как шутом, так и массовым сознанием.

1 Knox N. The word IRONY and its context, 1500-1755. Durham, 1961.

2 Пивоев В.М. Ирония как эстетическая категория // Философские науки. 1982, № 4, с.59.

3 Кононенко Е.И. Эстетический диапазон иронии // Проблемы эстетической культуры и искусства. М.,1982.

4 Яковлев Е.Г. Эстетическое как совершенное. М.,1995, с.266.

5 Sedgewick G.G. Of irony, especially in drama. Toronto, 1948, p.13.

6 Worster D. The art of satire. Cambridge, 1940, p.90-108.

7 «те, кто в смешном преступают меру, считаются шутами и грубыми людьми, ибо они добиваются смешного любой ценой и, скорее, стараются вызвать смех, чем сказать нечто изящное, не заставив страдать того, над кем насмехаются» Аристотель. Сочинения в 4-х т.Т.4. М.,1984, с.141.

8 Пол Радин. Трикстер. С-Пб., 1999.

9 В мифологическом образе североамериканских индейцев - Трикстере сочетается доброе, священное и демоническое начала: «Он был веселым и добродушным. Таким создал его Творец Земли. Он также был вождем. Он прошел через многие испытания. Правда, он сделал много греховного. Из-за этого некоторые были уверены, что на самом деле он – дьявол. Однако, если хорошенько подумать, он ни разу не согрешил… . Это верно, что из-за него люди умирают, из-за него они крадут, он виноват в том, что мужчины оскорбляют женщин, что они лгут, что они ленивы, что на них нельзя положиться. Да, он в ответе за все это. Но одного он не делал никогда: он никогда не вступал на тропу войны, никогда не овевал. Вакджункага странствовал по этому миру и всех любил. Он всех называл своими братьями, но его в ответ оскорбляли. Он никого не мог одолеть. Каждый норовил подшутить над ним». Цит.по: Пол Радин. Трикстер, с.210-211.

10 Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса, с.12-13.

11 Там же, с.288.

12 В отличие от шута юродивый одевает личину мима не ради игры и радости жизни; он ругается и безумствует, уничижается ради спасения души, с целью стать не от мира сего (См.: Рюмина М. Тайна смеха или эстетика комического. М.,1998, с.197-207).